Кому нобелевская премия была вручена в больничной палате

Опубликовано: 17.09.2024

Боб Дилан.

Боб Дилан давно стал чем-то вроде небожителя. В принципе, уже в 1960-х, когда ему было чуть за двадцать лет, он был непререкаемым авторитетом в том, что касалось песен протеста — его песни были гимнами движений за гражданские права и против войны во Вьетнаме. Сверхпопулярные Битлы во время визита в Америку почли за честь познакомиться с ним лично; многие музыканты признавались, что на них повлияло творчество Дилана. Сам он перепробовал многие музыкальные стили, получил 12 «Грэмми» и один «Оскар» (за песню к фильму «Вундеркинды»). Шесть композиций Дилана включены в зал славы «Грэмми», пять — в зал славы рок-н-ролла, журнал «Time» включил его в число ста наиболее влиятельных персон в мире искусства и развлечений — вместе с The Beatles, Чарли Чаплиным, Аретой Франклин и Пабло Пикассо.

Вообще, число наград, полученных Бобом Диланом за почти шестьдесят лет активной деятельности, огромно. Но самой, пожалуй, неожиданной стала Нобелевская премия по литературе, которую ему присудили в 2016 году.

Радикальное решение

Нобелевский комитет, который вручает одноименные премии, раскрывает данные о ходе рассмотрения кандидатов и выборе лауреата лишь через полвека после награждения — чтобы улеглись страсти, а все обиды давно забылись. Так что о том, как и почему Боб Дилан получил свою Нобелевку, станет известно только в 2066 году. Но вот списки номинантов, в принципе, никто не засекречивает (хотя и не подтверждает), и если опираться на них, то станет понятно, что в лауреатстве Дилана ничего необычного нет — с конца 1990-х его регулярно выдвигали на соискание этой награды, а он также регулярно оказывался среди фаворитов (пусть и по мнению букмекеров).

Свою премию Боб Дилан получил с формулировкой «за создание новой поэтической выразительности в рамках американской песенной традиции». Случай был беспрецедентным — ни разу до этого музыкант Нобелевскую премию по литературе не получал. Оскаровский лауреат был и прежде — Бернард Шоу в 1925-м, а вот сочинителей музыки и текстов к песням Нобелевский комитет игнорировал. В газете The New York Times решение присудить премию Дилану назвали самым радикальным за всю историю награды.

Две недели молчания

Обладателя Нобелевской премии за литературу в том году объявили 13 октября. Постоянный секретарь Шведской Академии Сара Даниус тогда назвала Дилана «величайшим поэтом в англоговорящей традиции» и сравнила его творчество с творчеством древнегреческих поэтов. Шок от этого неожиданного решения, впрочем, быстро прошел, и всем стало интересно — а что сам Дилан? Что он скажет? Но он ничего не говорил — просто молчал. Один день, два, три, неделю. Зато появились предположения, что Дилан откажется от этой награды — всё же он рокер, которым к лицу подобные жесты. В общем, ждали скандала. Нервничали и в Шведской Академии — писатель и академик Пер Вестберг в эфире телеканала SVT назвал поведение Дилана «невежливым и высокомерным». Любопытно, что в день объявления награды музыкант выступал в Лас-Вегасе, но никак не прокомментировал свою Нобелевку.

Дилан прервал молчание спустя две недели. Вопреки ожиданиям, он не стал отказываться от премии — напротив, назвал это событие потрясающим и невероятным. «Кто бы мог мечтать о чем-то подобном?» — сказал он в беседе с журналисткой. Но Дилан оказался верен себе. На Нобелевскую церемонию, которая традиционно проходит 10 декабря, он не поехал — туманно сославшись на «имеющиеся обязательства». Благодарственную речь вместо него говорила посол США в Швеции Азита Раджи, а почести принимала певица Патти Смит, которая воспользовалась случаем и спела для гостей банкета дилановскую песню A Hard Rain’s A-Gonna Fall.

Дотянуть до последнего

Но на этом мучения Шведской Академии с новоявленным лауреатом не закончились. Так, лауреатские регалии — золотая медаль и диплом — по традиции нужно получать всё же лично. Дилану тогда было 76 лет (он родился 24 мая 1941 года), и он давно плюнул на все условности. До Стокгольма он добрался только в апреле 2017 года, когда приехал в Швецию с концертами, и между настоящими делами выкроил минутку, чтобы пообщаться с академиками и забрать ценные вещи. В сообщении Академии отмечалось, что на встрече, которая прошла без прессы, присутствовали все 12 членов, а большую часть времени Дилан провел, разглядывая медаль — на ней был изображен юноша под лавровым деревом, который слушает свою Музу, а также приведена цитата из «Энеиды» Вергилия.


Но Нобелевская премия имеет ещё и денежную составляющую — в том году лауреаты получили по 8 млн шведских крон (около $900 тысяч). Правда, чтобы забрать эти деньги, нужно выполнить одно условие — в течение полугода с момента объявления лауреатов написать и прислать в Шведскую академию лекцию. Срок Дилана истекал 10 июня; его эссе появилось на сайте премии 5 июня. «Речь неординарная и, как и следовало ожидать, красноречивая. Теперь, когда лекция появилась, приключения Дилана подходят к концу», — осторожно высказалась по этому поводу Сара Даниус. Впрочем, всё действительно закончилось хорошо. Но Боб Дилан не был бы собой, если бы не напомнил, что Нобелевскую премию он получил не за стихи, а за песни, которые надо не читать, а слушать — на концертах, в записях или тем способом, которым это будут делать в будущем.


Изображение этой женщины легло в основу одного из популярных мемов рунета. На фотографии сеньора Леви-Монтальчини держит винный бокал со светлой жидкостью, а сопутствующая надпись выдаёт рецепт её долголетия: «Для улучшения пищеварения я пью пиво, при отсутствии аппетита я пью белое вино, при низком давлении — красное, при повышенном — коньяк, при ангине — водку». А воду? «Такой болезни у меня ещё не было. »

Увы, каждому, кто пытался найти оригинал этой цитаты, приходилось сталкиваться с разочарованием. Ни на итальянском, ни на любом другом языке её не найти. Она существует исключительно в русскоязычном пространстве. Дело в том, что Рита Леви-Монтальчини была поборницей здорового образа жизни, и рецепт долголетия у неё был – но совсем другой.


Да и вообще главное достижение её жизни – вовсе не сто три с лишним года, которые уместились между датой рождения и датой смерти. В конце концов, не за это (и точно не за пропаганду алкоголя) она получила Нобелевскую премию.

Девочки должны стать мамами

Отец Риты, Адамо Леви, представитель старой сефардской (то есть испанской) еврейской семьи, был инженером. Мать, Аделе Монтальчини – художницей, женщиной яркой и творческой. Несмотря на то, что Адамо в своё время выбрал в спутницы жизни именно художницу, взглядами на место женщины в обществе он обладал старомодными и от дочерей самостоятельной карьеры не ожидал. Дочери (а у Риты была ещё сестра-близняшка Паола и старшая сестра Анна Мария) должны были выйти замуж и нарожать детишек.

С учётом того, что родилась Рита в 1909 году, её юность пришлась на разгар девичьей эмансипации. Девушки тысячами уходили в науку и приключения. Они одолевали физику, познавали тайны биологии, конструировали буквально новую жизнь, взмывали в небо на самолётах и колесили по всей Европе за рулём собственного авто – водительницы и ремонтницы в одном лице. В случае поломки авто помощи было в то время ждать неоткуда.


Риту не влекли ни автомобили, ни самолёты. Кумиром её юности была Сельма Лагерлёф (она написала «Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона по Швеции» и стала первой женщиной, получившей Нобелевскую премию по литературе), и одно время Рита тоже мечтала стать писательницей. Однако, когда почти на её глазах умерла её любимая няня Джованна от долгой болезни, Рита решила, что хочет понять, откуда вообще берутся эти болезни и как можно их победить. Школа близилась к завершению, и девочка призналась в своём желании учиться медицине матери. Позже она опишет этот момент в своих мемуарах «Хвала несовершенству»: «Дети меня не привлекали. Во мне полностью отсутствовало то материнское чувство, которое сильно развито в маленьких девочках и девочках-подростках. Я сказала матери, что хочу учиться медицине. Она убедила меня поговорить с отцом. Я начала издалека. Он слушал с серьёзным пристальным взглядом, который вселял в меня трепет».

Своего недовольства решением дочери отец не скрывал – баловство одно! Но. Разрешение поступать на медицинский дал и оплачивать годы учёбы согласился. Любящий отец не мог поступить иначе. А любящая дочь не могла не оправдать его доверия. Рита поступила учиться – и училась так хорошо, как только вообще могла. Наставником её в Туринском университете стал небезызвестный в истории итальянской медицины профессор Леви. Нет, не родственник – однофамилец.


Из родственников в университете была двоюродная сестра Риты, Евгения. Позже она станет видной аргентинской учёной, а пока что у обеих девушек не было причины покидать родину. Фашисты в Италии только пришли к власти. Это было неприятно, но не выглядело смертельно опасным.

Лаборатория в спальне

Фашистский режим установился в Италии с 1922 года. Нацистский в соседней Германии – с 1933 года. Хотя режимы эти были побратимами, поначалу итальянских евреев никто особо не ущемлял. Поначалу. В 1936 году Леви-Монтальчини (к тому моменту все дети Адамо Леви добавили к своей фамилии также итальянскую фамилию матери) закончила университет и осталась в нём для дальнейшей научной работы.


В 1938 году был принят Закон о защите расы. Расу предполагалось защищать от евреев. Профессора Леви выгнали из института сразу – за ним, кроме национальности, были нелояльные высказывания о режиме. Рита, не дожидаясь расследования в своём отношении, ушла сама – чтобы не подставлять сотрудников, которых могли обвинить в укрытии еврейки.

Вместе оба Леви, и учитель, и ученица, выехали в Бельгию. Уже на месте они разделились. Профессор уехал преподавать в Льежский университет, Рита нашла себе место в нейрологическим институте в Брюсселе. Работу над своим научным проектом в нём она закончила прямо перед вводом в страну немецких войск. Оставаться в Бельгии было небезопасно. Леви-Монтальчини вернулась домой.

Дома ей пришлось устроить свою жизнь так, чтобы минимально контактировать с окружающими. Она фактически жила в спальне, и там же оборудовала биолабораторию. Сложные материалы для изучения были недоступны. Подумав, Рита начала опыты с самыми досягаемыми видами эмбрионов – цыплячьими, из оплодотворённых куриных яиц.


В сорок втором году оставаться евреям в Турине стало совсем небезопасно, и вся семья переехала во Флоренцию, в сельскую местность. Рита быстро стала известна среди местных тем, что бродила по фермам и выклянчивала яичко-другое. Она говорила, что для деток. Но фермеры обычно наблюдательнее, чем это предполагают интеллигенты, так что вряд ли кто верил в её деток. Скорее, яйца ей давали просто из жалости, как блаженненькой.

Она научилась пользоваться инструментарием в духе девятнадцатого века и даже. затачивать швейные иглы. Они были нужны для тончайших операций с биоматериалом. Результаты своих работ Рита даже умудрялась публиковать, пересылая в Бельгию. В Италии бы их никто не принял.

В таком режиме она прожила и проработала больше года – пока Италию не заняли войска союзников. Рита немедленно оставила свою лабораторию, чтобы доброволицей оказывать медицинскую помощь беженцам. Но она вовсе не собиралась бросать научную работу навсегда. Просто прямо сейчас нашлось дело более актуальное.


Они растут!

В конце сороковых годов между Ритой Леви-Монтальчини и видным американским биологом разгорелся заочный спор. Дело в том, что Виктор Хамбургер – так звали биолога, за чьими работами Рита внимательно следила – придерживался мнения, что нервная ткань не восстанавливается и гибель каждого нейрона становится необратимой потерей.

Работы же Риты – за которыми пристально следил Виктор – говорили об ином. Леви-Монтальчини утверждала, ссылаясь на свои эксперименты, на то, что запрограммированная гибель нервных клеток очень важна для их развития и общего развития и роста нервной ткани. Она верила, что нервная ткань восстанавливается!

Спор закончился тем, что Хамбургер выслал Леви-Монтальчини приглашение для совместной работы в США. Ему было важно не победить, а совместными усилиями узнать правду. Такой подход привёл к тому, что Рита, совместно с другими исследователями, среди которых выделяется её соавтор Стэнли Коэн, присоединившийся через несколько лет, обнаружила много интересного и, в частности, белок, влияющий на рост нервной ткани. До их экспериментов считалось, что на рост тканей может воздействовать только какой-нибудь гормон – но открытый белок не был гормоном.


Если кратко, на пальцах, объяснять значение исследований и открытий Риты Леви-Монтальчини, то оно в следующем: её работы значительно продвинули науку в понимании природы рака и в поисках средств против онкологических заболеваний, а также для лечения болезни Альцгеймера и бесплодия. Ну, а также Рита окончательно доказала возможность восстановления нервной ткани и роста нервных клеток даже у взрослых, что прежде считалось сомнительным или невозможным. Хамбургеру пришлось признать, что права была именно она.

Надо сказать, всё значение работ Леви-Монтальчини и Коэна мир понял не сразу – только когда за итогами их работ пошли новые итоги, работ, опирающихся на их труд. Всё более потрясающие результаты, всё больший прогресс науки в областях, которые серьёзно вспахали Рита и Стэнли, чтобы другие могли их засеять, заставили научный мир по-новому посмотреть на давние эксперименты с нервными клетками, и в восемьдесят шестом году им двоим была вручена общая Нобелевская премия.

Узнала об этом Рита случайно. Все сроки, когда она могла ожидать какой-либо награды за старые исследования, прошли, так что свой вечер Леви-Монтальчини проводила спокойно, не ожидая подобных новостей. Всё, что волновало её в тот момент – узнать, кто же убийца в захватывающем романе Агаты Кристи, до конца которого она почти уже дошла.

В самый острый момент позвонил телефон. Рита положила книгу на колени, подняла трубку и ответила самым неприветливым тоном. И уже через секунду чуть ли не взлетела от неожиданной радости. Нобелевская премия! Она даже пометила карандашом страницу книги, которую читала перед звонком телефона, настолько её взволновала эта новость.


Обзор

Эмиль Адольф фон Беринг. Родился 15 марта 1854 года, Хансдорф, Пруссия. Умер 31 марта 1917 года, Марбург, Германия.

Автор
Редакторы
  • Вакцины
  • Микробиология
  • Нобелевские лауреаты

Статья на конкурс «био/мол/текст»: Расскажем о научном пути Эмиля Адольфа фон Беринга, посвятившего жизнь борьбе со смертельными заболеваниями и ставшего первым лауреатом Нобелевской премии по физиологии и медицине. Формулировка Нобелевского комитета: «За работу по сывороточной терапии, главным образом за ее применение при лечении дифтерии, что открыло новые пути в медицинской науке и дало в руки врачей победоносное оружие против болезни и смерти».


Конкурс «био/мол/текст»-2014

Эта статья представлена на конкурс научно-популярных работ «био/мол/текст»-2014 в номинации «Лучший обзор».

Главный спонсор конкурса — дальновидная компания «Генотек».
Конкурс поддержан ОАО «РВК».

Спонсором номинации «Биоинформатика» является Институт биоинформатики.
Спонсором приза зрительских симпатий выступила фирма Helicon.
Свой приз также вручает Фонд поддержки передовых биотехнологий.

Для среднестатистического россиянина фамилия Беринг вызывает, в первую очередь, образ мореплавателя Витуса Беринга и открытый им Берингов пролив (в скобках заметим, что известный еще с учебников хрестоматийный портрет путешественника — хотя и портрет Витуса Беринга, но не мореплавателя, а датского поэта и историка, дяди «нашего» Беринга).

Поэт Витус Беринг

Поэт Витус Беринг

А вот для историка науки, и, в особенности, медицины, Беринг — фигура знаковая, открывающая длинный список, на конец 2014 года насчитывающий 207 человек. Эмиль Адольф фон Беринг — первый в мире нобелевский лауреат в области физиологии или медицины. «Наш Беринг» — немец, уроженец нынешней Польши, старший из двенадцати детей скромного прусского учителя, ученик великого Коха, рассорившийся со своим учителем. И получил он премию за победу над очень опасным в те времена врагом — дифтерией. В XIX веке из ста заболевших дифтерией детей гарантированно умирало не менее пятидесяти. В Европе ежегодно умирали тысячи, и врачи ничем не могли облегчить агонию и страдания. До появления бактериальной теории возникновения болезней и плеяды блестящих бактериологов во главе с Луи Пастером и Робертом Кохом медицина была бессильна.

Луи Пастер

Луи Пастер

Однако в 1870-х годах ситуация начала меняться. В 1876 году Кох публикует статью о возбудителе сибирской язвы, в 1881 году Пастер придумал предохранительную прививку от этого заболевания, в 1882 году случается триумф Коха — открыта бактерия туберкулеза (ссора Беринга с Кохом случилась именно на эту тему: Беринг, как позже выяснилось — справедливо, утверждал, что мясо больных туберкулезом животных опасно, бактерии одни и те же, а Кох не стерпел вторжения в область своего незыблемого авторитета).

Роберт Кох

Роберт Кох

В 1885 году сделана первая прививка от бешенства. Настала очередь дифтерии. Однако первым в борьбу с этой болезнью вступил отнюдь не Беринг. Первый ход в партии против дифтерии сделал немецкий бактериолог Фридрих Лёффлер, первооткрыватель возбудителя сапа. В 1884 году он сумел открыть бактерии, вызывающие дифтерию — палочки Corynebacterium diphtheriae. Впрочем, дальше продвинуться он не смог, но в своих записях дал ключ к разгадке: «Эта бацилла всегда остается на месте в омертвелых тканях, заполняющих горло ребенка; она таится в одной какой-нибудь точке под кожей морской свинки, она никогда не размножается в организме мириадами, и в то же время она убивает. Как это может быть? Надо полагать, что она вырабатывает сильный яд — токсин, который, распространяясь по организму, проникает к важнейшим жизненным центрам. Несомненно, что этот токсин можно каким-то способом обнаружить в органах погибшего ребенка, в трупе морской свинки и в бульоне, где эта бацилла так хорошо размножается. Человек, которому посчастливится найти этот яд, сможет доказать то, что мне не удалось продемонстрировать».

Фридрих Лёффлер

Фридрих Лёффлер

Следующий шаг в победе над дифтерией сделал другой Эмиль — ученик Пастера Эмиль Ру. Именно он сумел доказать, что, во-первых, действительно, дифтерийная палочка вызывает болезнь, и что все смертельные последствия дифтерии вызваны не самой бактерией, а вырабатываемым ею токсином. Во-вторых, Ру показал, что для того, чтобы выделить достаточное количество токсина, бактерии требуется время (именно поэтому все первые опыты в попытках выделить токсин из зараженных дифтерией морских свинок были неудачны). И именно Ру сумел выделить этот токсин, и впрыскиванием его морской свинке получить тот же эффект, что и от дифтерийной палочки. Статьи Contributions à l’etude de la diphtheria, опубликованные в 1888−1890 годах в журнале Annales de l’Institut Pasteur стали этапными в медицине.

Эмиль Ру

Эмиль Ру

Следующий (но не последний) шаг сделал именно Эмиль Беринг. Вместе с японским коллегой Сибабасуро Китасато (он не стал нобелевским лауреатом, но стал первооткрывателем возбудителя чумы), с которым он работал в Институте гигиены Роберта Коха, Беринг выяснил, что если сыворотку крови перенесших дифтерию и выздоровевших морских свинок ввести заболевшим животным, те выздоравливают. Значит, в крови переболевших появляется какой-то антитоксин, который нейтрализует токсин дифтеритной палочки.

Сибабасуро Китасато

Сибабасуро Китасато

Рождественской ночью 1891 года первую сыворотку получили безнадежно больные дети. Многие были спасены, это был оглушительный успех. Но все же смертность снизилась всего в два раза. И тут Берингу помог еще один будущий нобелевский лауреат, коллега и друг — Пауль Эрлих. Будущий изобретатель «препарата 606» (сальварсана) и победитель сифилиса. А тогда он сумел наладить масштабное производство сыворотки, рассчитать правильные дозировки антитоксина и повысить эффективность вакцины. В 1908 году Эрлих разделил Нобелевскую премию с нашим соотечественником, Ильей Мечниковым.

А премия «за дифтерию» — и первая в истории Нобелевских премий — досталась Берингу. Если бы нобелевку за победу над дифтерией давали сейчас, то, вероятнее всего, премию дали бы всем троим — Ру, Берингу и Эрлиху. Устав премии это позволяет. Но впервые «разделение» Нобелевской премии по медицине случилось позже, в 1906 году. А при выборах первого в истории лауреата борьба была нешуточной.

Пауль Эрлих

Пауль Эрлих

В базе данных номинаций на сайте нобелевского комитета можно посмотреть, что номинантов в 1901 году было аж 83. Cреди номинантов на первого медицинского «нобеля» можно встретить и учителя Беринга, Коха, ставшего лауреатом четырьмя годами позже, и Мечникова с Павловым (у последнего целых восемь номинаций). Беринг был номинирован шесть раз, Ру — один, Лёффлер — ни разу. Выбор Нобелевского комитета пал на Беринга.

Как говорилось в вердикте комитета, премия была присуждена «за работы по серотерапии, и, прежде всего, за ее использование в борьбе против дифтерии, которыми он открыл новое направление в области медицинских знаний и тем самым дал в руки врача победоносное оружие против болезни и смерти». Как видите, первые мотивировки комитета весьма цветасты, и ныне сохранились только в премии по литературе (я вообще считаю, что за сами мотивировки пора дать премию по литературе).

Впрочем, в своей нобелевской лекции фон Беринг отдал должное своим предшественникам. Во вступлении к ней он признал, что сывороточная терапия (серотерапия) была основана на теории, предложенной «Лёффлером в Германии и Ру во Франции, согласно которой бактерии Лёффлера не сами по себе вызывают дифтерию, а вырабатывают токсины, которые способствуют развитию болезни. [. ] Без этой предварительной работы Лёффлера и Ру не было бы сывороточной терапии дифтерии». Интересно, что на нобелевском банкете краткая речь в честь Беринга профессора шведского Каролинского института Мёрнера и ответная речь Беринга звучали. на немецком. Да, тогда это был международный язык науки.

Мёрнер, чествуя Беринга, заявил, что благодаря Берингу (а также Пастеру и Коху) «орды бактерий» становятся все более «дисциплинированными толпами», а также выразил благодарность от имени тысяч спасенных пациентов. В ответном слове Беринг (а нужно помнить, что это была первая «нобелевская» речь на банкете в истории) сказал, что здесь Швеция, несмотря на свою небольшое население, вносит огромный вклад в ход человеческой истории. А также обещал, что потратит денежную премию на борьбу с туберкулезом. И пригласил шведских исследователей поработать в его лаборатории в Марбурге — «чтобы проконтролировать, как я буду выполнять свое обещание».

Во втором десятилетии XX века Эмиль Беринг сумел победить еще одну опаснейшую болезнь. В те годы не давали Нобелевских премий — шла Первая мировая война, — но разработанная Берингом противостолбнячная вакцина спасла множество жизней немецких солдат. И Беринг снова стал первым — будучи гражданским (хотя и военным врачом по образованию) и не участвуя в боевых действиях, он был награжден Железным крестом — наградой, вручаемой вне зависимости от звания или сословия, но только за боевые подвиги.

Можно сказать, что Эмиль Адольф фон Беринг полностью соответствовал завещанию Нобеля: уж его-то работы действительно принесли огромную пользу человечеству. И громадные благородство и отвага в борьбе с болезнями обессмертили его имя, занеся Беринга в анналы истории человечества как первого лауреата Нобелевской премии по физиологии и медицине .

Ну и совсем уж в заключение подчеркнем, что борьбе с болезнями посвятили свои жизни множество исследователей, получивших Нобелевские премии, и весьма многие из них официально работали в крупнейших фармацевтических компаниях, ставших, таким образом, настоящими «кузницами нобелевских кадров» [6]. — Ред.

Первоначально статья была опубликована в блоге на сайте Политехнического музея [5].

В заявлении Нобелевского комитета говорится, что награда присуждена за открытие вируса гепатита С - хотя строго говоря идентифицировал вирус только один из трех новоиспеченных лауреатов.

Олтер, Райс и Хьютон вообще почти не работали вместе. Лишь одна из семи научных статей, легших в основу судьбоносного открытия, была написана двумя будущими лауреатами в соавторстве. При этом имя одного из них даже не упомянуто в публикации.

Более того, ведущий автор статьи, американский ученый тайваньского происхождения Джордж Куо, в число награжденных не попал - хотя именно его в научном мире многие считают первооткрывателем вируса.

Однако Нобелевский комитет решил иначе.

Ничего общего?

Само слово "гепатит" почти так же коварно, как и скрывающийся за ним набор болезней. У человека без специального образования оно легко может создать иллюзию, что различные виды гепатита - это разновидности одного и того же заболевания.

На самом деле это общее название примерно для полутора десятков воспалительных заболеваний печени совершенно разного происхождения.

У нарушения нормальной работы печени может быть масса причин - от повышенной радиации и злоупотребления алкоголем до бактериальных инфекций и агрессивного иммунного ответа.

Чаще всего гепатит имеет вирусное происхождение, и, чтобы победить болезнь, нужно первым делом определить возбудителя инфекции.

Другими словами - понять, что это за вирус: к какому семейству он относится, каким способом передается и так далее.

Автор фото, Science Photo Library

На сегодняшний день известно почти десять вирусов, приводящих к поражению печени. Гепатит С - близкий родственник желтой лихорадки - из них самый опасный. Именно поэтому его часто называют "ласковый убийца".

Инфекция может развиваться в организме годами, почти никак не проявляя себя: вызываемые вирусом немногочисленные симптомы легко принять за проявления других заболеваний. Это сильно затрудняет диагностику - пока болезнь не перерастет в рак или цирроз печени.

"Ни A, ни B"

Еще в 40-х годах прошлого века ученые установили, что нарушения в работе печени вызывают по меньшей мере два вида вирусов.

Один из них - гепатит А - передается с пищей или водой и обычно не вызывает у пациентов долговременных проблем со здоровьем. Вызываемый им недуг иногда называют болезнью Боткина, а в просторечии - желтухой.

Другой - гепатит B - передается через кровь или другие биологические жидкости. Он представляет собой куда большую угрозу, поскольку заболевание нередко перерастает в хроническую форму, постепенно ухудшая состояние больного.

За открытие этого вируса Нобелевскую премию по медицине получил в 1967 году американец Барух Бламберг. Однако "ласковому убийце" еще довольно долго удавалось скрываться от преследователей.

Автор фото, Reuters

Харви Олтер первым напал на след неуловимого вируса

Первым на след напал Харви Олтер, обнаруживший, что гепатит нередко передается при переливании крови - несмотря на то, что анализы доноров показывали отсутствие у них обоих известных на тот момент вирусов.

Олтер перелил ту же кровь шимпанзе - и у обезьян тоже развился гепатит.

Ученый пришел к выводу, что болезнь вызывает какой-то неизвестный, третий возбудитель - скорее всего также вирусной природы. Странный гепатит получил название "ни А, ни В".

В темноте наощупь

Ученые активно занялись поиском возбудителя загадочной болезни, однако все их усилия были напрасны. Лишь через 10 с лишним лет Майклу Хьютону удалось собрать из нуклеиновых кислот, обнаруженых в крови зараженных шимпанзе, коллекцию фрагментов ДНК.

Майкл Хьютон собрал коллекцию фрагментов ДНК из нуклеиновых кислот, обнаруженых в крови зараженных шимпанзе

Большая часть из них, конечно же, происходила из генома самих обезьян. Однако ученые выделили несколько подозрительных фрагментов, которые могли принадлежать неизвестному вирусу.

Биологи стали размышлять дальше. Ведь организм зараженных гепатитом людей почти наверняка пытается бороться с загадочной инфекцией - а значит, у пациентов должны быть к ней антитела.

Исследования продолжились, хотя кропотливая работа ученых немного напоминала поиски черной кошки в темной комнате. Сотни и тысячи белков из анализов инфицированных пациентов нужно было сравнить с каждым из клонированных фрагментов ДНК, выделенных из крови зараженных обезьян.

Так в крови инфицированных был обнаружен иммуноглобулин, который по форме подходил к одному из белков неизвестного доселе вируса - родственника желтой лихорадки.

Вирусный франкенштейн

Теперь оставалось доказать, что это тот самый искомый вирус - не определяющийся тестами, но при этом передающийся при переливании крови и вызывающий у человека заболевание печени.

С этой задачей справился исследователь Вашингтонского университета Чарльз Райс. Он разбил геном вируса на участки, некоторые из которых показались ему препятствующими процессу репликации.

Автор фото, Reuters

Усилиями Чарльза Райса природа загадочного заболевания была окончательно доказана

Тогда Райс создал в лаборатории этакого "вирусного франкенштейна" - сильно упрощенную версию той же цепочки РНК, включив в нее только фрагменты, которые по его мнению должны были размножаться в организме приматов.

Ученые ввел новый вирус в печень шимпанзе - и вскоре, как он и предполагал, вирус обнаружился у нее в крови, а у самого животного развились симптомы хронического гепатита.

Природа загадочного заболевания была окончательно доказана - а вскоре были разработаны и соответствующие антивирусные препараты.

За прошедшие с тех пор 20 лет вирус гепатита С перестал представлять смертельную угрозу. На сегодняшний день удается вылечить до 95% случаев инфекции.

Как заявили в Нобелевском комитете, недалек тот день, когда угроза гепатита С будет уничтожена окончательно.

И этим человечество обязано работе Харви Олтера, Майкла Хьютона и Чарльза Райса.

В прошлом году премия по физиологии и медицине была присуждена американцам Уильяму Келину и Гренну Семенце и британцу Петеру Ратклиффу за работу, посвященную тому, как живые клетки человека реагируют на падение содержания кислорода в организме.

Во вторник Нобелевский комитет в Стокгольме объявит лауреатов по физике, в среду - по химии, в четверг - по литературе, в следующий понедельник 12 октября - по экономике. Лауреат премии мира станет известен в пятницу.

Лауреат премии мира будет по традиции объявлен в Осло (остальные премии вручаются в Стокгольме).

А год тому назад в итальянском издательстве "Фельтринелли" вышел запрещенный на родине роман Пастернака "Доктор Живаго". Выход романа за границей и присуждение Нобелевской премии вызвали травлю Пастернака в СССР. Его исключили из Союза писателей, а советская пресса писала о нем как об "изменнике Родины". "Не читал, но осуждаю!" - таков был лейтмотив спланированных читательских писем. Результатом этой травли стало нервное потрясение, рак легких и смерть поэта в мае 1960 года. Предлагаем два взгляда на эти события авторов книг о Пастернаке Ивана Толстого и Анны Сергеевой Клятис.

Иван Толстой, автор книги "Отмытый роман. "Доктор Живаго" между КГБ и ЦРУ": "В пятидесятые годы ХХ века не было более правильного человека!"

Фото: Васенин Виктор

Насколько получение Борисом Пастернаком Нобелевской премии было действительно заслуженным и в какой степени роль в этом сыграли спецслужбы США и Западной Европы?

Иван Толстой: Извините, но я считаю этот вопрос не корректно поставленным. Пастернак получил Нобелевскую премию законно. Это было в 1958 году, и он был самый лучший, самый правильный кандидат на эту премию из всех литераторов, которые тогда писали в мире. Может быть, это мое субъективное мнение русского читателя, но с моей, русской точки зрения, он был наиболее достойным. Здесь надо учесть еще и то, что Нобелевский комитет вручает премию не только за литературу, за слова, напечатанные на бумаге, но и за судьбу писателя, за его "идеализм", как сказано, между прочим, в уставе премии. А в плане соединения художественного гения и драматизма судьбы, у Бориса Леонидовича в то время конкурентов не было.

Второй вопрос касается деятельности американской разведки. Это совершенно другая история, в которой Пастернак является жертвой действия "больших сил", которыми он сам управлять не мог. Здесь им самим играет судьба. Да, ЦРУ сделало все для того, чтобы в то время, как тогда выражались, "поднять" Пастернака. Причем "поднимали" его не только американцы, но и англичане. "Поднимали" его и во Франции, и в Италии, и в Германии. В апреле 2014 года на сайте газеты "Вашингтон пост" появились документы, которые доказывают, что "поднятие" Пастернака было централизованным действием. Это не значит, что в СМИ того времени люди свободной части мира не могли делать это по собственному желанию, усмотрению и вкусу. Но при этом была и целенаправленная, организованная и согласованная кампания по продвижению Пастернака к читателям, укреплению его фигуры в общественном мнении. И, конечно, эта кампания сыграла большую роль в получении им премии. Но понять, в связи ли с этим он получил премию или независимо от этого, нельзя. Психология принятия окончательного решения со стороны нобелевских "старцев" это тайна за семью печатями. Кто может претендовать на то, чтобы читать в их душах и сердцах?

Да, я считаю, что общественный, интеллектуальный, культурный и моральный фон для присуждения этой премии Пастернаку был создан благодаря действиям американцев и европейских СМИ. Нобелевский комитет позиционирует себя как независимая организация. Но ведь он не на необитаемом острове существует. Он живет в том же мире, где живут все. И понятно, что через сознание 18 шведских академиков проходят лучи, которые отражаются от общественного мнения. Но с их стороны это было законное, взвешенное и правильное решение. А главное: позиции Нобелевского комитета, американской разведки и совершенно искренних читательских ожиданий в этом случае сошлись в одной точке. Эта точка называется "Нобелевская премия Борису Пастернаку".

И в вашей книге, и в вашем сегодняшнем ответе звучит определение: "правильный писатель". Но ведь оно не совсем лестно для художника!

Иван Толстой: Вот это справедливый вопрос! Под этим я понимаю вот что. Кажется, Ницше сказал: гений - это тот, кто осуществляет себя. Вундеркинд не гений, пока не стал им в качестве взрослого человека. Пастернак свою мечту вымечтал, выстрадал! Он хотел написать прозу, которая произвела бы впечатление в мире и вобрала бы в себя все то, что он, как художник, хочет сказать миру. И он сделал это. Он мечтал об этом сорок лет! С 1916 года он пытался написать прозу, но не мог найти для нее адекватной, как он это понимал, формы. Он начинал и бросал, писал рассказы, снова уходил в стихи. Высказывал мысли в письмах, статьях, предисловиях. Почему переводы Пастернака с "академической" точки зрения не совсем адекватны? Потому что Пастернак был одержим собственными идеями. И они у него были. Мужество художника, его гениальность проявились именно в том, что он не отступился ни перед чем. Он не склонил голову при Сталине, сохранил себя в испытаниях войны, во времена послевоенных гонений на "космополитов" и на себя персонально. Он не испугался ничего, даже когда его начали травить после того, как он свой роман отослал Фельтринелли. Он тайком сообщал издателям, что самое главное - это выпустить книгу. Сперва просто выпустить, пусть на итальянском, а потом непременно и на русском.

Пастернак - это человек, который возжаждал своей судьбы, как она описана где-то на небесах. Он добился осуществления своих желаний. А то, что он результате травли заболел смертельной болезнью и умер, то когда говорят, что это было ужасно и Нобелевская премия не стала ему благом, то мне хочется возразить. Все это задумал Пастернак! Он прожил свою жизнь, мечтая об этом! Разве мы упрекаем тех, кто пошел на костер ради идеи? Для Пастернака это было восшествие на костер. И можно только снять шляпу перед таким мужеством и такой судьбой. Вот почему я говорю, что в пятидесятые годы ХХ века не было более правильного человека.

Анна Сергеева Клятис, автор книги "Пастернак в жизни": "Нобелевская премия была заслуженной, но недостаточной наградой".

- 23 октября 1958 г. Пастернаку была присуждена Нобелевская премия по литературе с формулировкой "за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение благородных традиций великой русской прозы". Подразумевался весь колоссальный объем его творческого наследия - не только "Доктор Живаго". Хотя роман включался в число его достижений на равных правах с поэзией.

Фото: Олеся Курпяева/ РГ

Профессор Гарвардского университета Ренато Поджоли писал в своем номинационном письме в Нобелевский комитет: "Борис Пастернак завоевал славу по меньшей мере тремя стихотворными сборниками: Сестра моя жизнь (1922), Темы и варьяции (1923) и Второе рождение (1932). В них проявляется лирический голос такой же мощи, как у Йетса, Валери и Рильке. После Александра Блока он - бесспорно крупнейший поэт в России".

Имя Пастернака возникало среди претендентов на Нобелевскую премию по литературе, начиная с 1946 года, регулярно. Его номинировали как крупнейшего поэта современности европейские профессора, не располагавшие сведениями о том, что он уже работает над своим романом.

Имел ли значение для Нобелевского комитета тот факт, что с 1957 года, когда "Доктор Живаго" был издан в Милане на итальянском, а потом в Голландии на русском, Пастернак стал и крупнейшим прозаиком? Несомненно, да. Это была последняя капля, которая окончательно склонила весы в его сторону. Можно ли воспринимать решение Нобелевского комитета как запланированную и мастерски проведенную спецслужбами США издательскую акцию антисоветской направленности? Несомненно, нет. Борьба спецслужб как важнейшая часть холодной войны проходила и на литературном поле, но не имела прямого отношения ни к мировой славе Пастернака, ни к его судьбе, которую он выбрал сознательно и добровольно. Роман "Доктор Живаго" потряс читателей во всем мире - конечно, не своей антисоветскостью, которой не было в нем, а высочайшим художественным уровнем, глубиной и искренностью анализа, исключительностью позиции автора, "лицом повернутого к Богу". Казалось чудом, что в самой несвободной стране, которая справедливо представлялась западному читателю хорошо контролируемым пространством за колючей проволокой, возникло произведение, свидетельствующее о свободе человеческого духа, способного противостоять разрушающему личность гнету системы. Это событие действительно было чудом, "врасплох" заставшим советских функционеров, которые тщетно старались не допустить его осуществления. Присуждение Нобелевской премии только фиксировало их несомненный проигрыш.

Ощущение чуда не покидало и самого Пастернака, по жизни которого уже прокатилась тяжелым катком советская идеологическая машина. После вызова к генеральному прокурору, где ему фактически было предъявлено обвинение в государственной измене, Пастернак написал своему итальянскому корреспонденту: "Хотя опасность, которою мне пригрозили в самое последнее время, непреувеличенно смертельна, вещи бессмертного порядка, достигнутые наряду с ней, ее перерастают".

Нобелевская премия была заслуженной Пастернаком, но недостаточной наградой, соразмерной наградой стало его бессмертие.

Читайте также: