Профессия правозаступника впервые появилась в какой стране
Опубликовано: 17.05.2024
Кузьмина Валерия Михайловна, аспирант кафедры истории права и государства Российской академии правосудия.
Статья посвящена исследованию правового закрепления институтов правозаступничества и судебного представительства в государствах Древнего Мира и теоретическому обоснованию причин, вызвавших необходимость их одновременного существования в современном мире. В статье рассмотрены факторы, обусловившие возникновение и историческое развитие правозаступничества и судебного представительства; проанализированы их понятия, сущность, цели и функции. Показано, что указанными институтами связан весь комплекс полномочий, имеющийся у лиц, представляющих интересы тяжущейся стороны в судебном процессе, в связи с чем изучение особенностей исторического развития правозаступничества и судебного представительства необходимо для их современного понимания.
Ключевые слова: правозаступничество, судебное представительство, "адвокатская монополия", родственная адвокатура, договорная адвокатура, логографы, патронат.
Article is devoted to research of legal fixing of institutes of right protection and judicial representation in the states of the Ancient World and to theoretical justification of the reasons which have caused of their simultaneous existence in the modern world. In article the factors which have caused emergence and historical development of right protection and judicial representation are considered; their concepts, essence, the purposes and functions are analysed. It is shown that the specified institutes connected all complex of powers which is available for persons, representing interests the parties in trial in this connection studying of features of historical development of right protection and judicial representation is necessary for their modern understanding.
Key words: right protection, judicial representation, "lawyer monopoly", related legal profession, contractual legal profession, the scribes, patronage.
Изучение исторического аспекта происхождения институтов правозаступничества и судебного представительства обусловлено проблемами, требующими разрешения в современном мире.
В настоящее время широко обсуждается возможность введения на законодательном уровне "адвокатской монополии" на представление интересов в суде. Полагается, для того, чтобы определить, исключит ли "адвокатская монополия" замену лиц в процессе, предварительно необходимо исследовать происхождение и историческое развитие двух институтов: судебного представительства и правозаступничества.
Зачастую различий между правозаступничеством и судебным представительством не проводится, однако история и наблюдение современных правовых систем свидетельствуют, что это два различных учреждения, вызванных разными потребностями общества, возникших отдельно друг от друга и даже в настоящее время существующих самостоятельно во многих государствах.
Что касается понятий, то в соответствии со сложившимся категориальным аппаратом в данной области их можно определить следующим образом: судебное представительство - это замена стороны в процессе другим лицом, при которой все последствия судебной деятельности представителя возлагаются непосредственно на лицо, чьи интересы представляются.
Под правозаступничеством понимается юридическая помощь, выражающаяся в действиях, отличительная черта которых состоит в том, что они только помогают тяжущемуся в его деле, поддерживают его с юридической стороны, но не заменяют его лица в процессе, не устраняют его личной самодеятельности, ведения им дела <1>. Как правило, понятие "правозаступничество" отождествляют с понятием "адвокатура" в широком смысле <2>.
<1> Малышев К. Курс гражданского судопроизводства. СПб.: Тип. М. Стасюлевича, 1874. Т. 1. С. 205.
<2> Там же. С. 206; Ивакин В.Н. О совмещении правозаступничества и судебного представительства: уроки истории // Адвокат. 2010. N 6. С. 57.
Судебное представительство и институт "поверенных" уходят своими корнями в прошлое гораздо дальше, чем институт правозаступничества. Существование данного института было вызвано потребностью в некоторых случаях поручать совершение юридически значимых действий другому лицу. В судебном процессе представительство давало возможность осуществлять посредством представителей свою юридическую деятельность тем лицам, которые в силу определенных причин не могли сделать это сами (возраст, болезнь, неграмотность и др.).
На первых этапах юридического развития общества правовые нормы были настолько просты и несложны, что были доступны для понимания каждого, а тяжущиеся имели возможность вести свои дела лично, не прибегая к посторонней помощи. Вследствие развития и усложнения общественных отношений становятся сложнее и правовые нормы, в силу чего их применение для многих лиц становится затруднительным. Потому тяжущиеся стороны и их судебные представители, целью которых являлась лишь замена стороны, не обладая специальной подготовкой, были уже не в состоянии сами вести дела и нуждались в помощи того, кто хорошо владеет нормами материального и процессуального права. В связи с данными обстоятельствами появляется потребность в лицах, которые специально занимаются изучением законов и могут оказывать юридическую помощь, - правозаступниках <3>. Целью правозаступников являлось только оказание юридической помощи, каких-либо других обязанностей правозаступник не имел.
<3> Васьковский Е.В. Организация адвокатуры. СПб.: Тип. П.П. Сойкина, 1893. Ч. 1: Очерк всеобщей истории адвокатуры. С. 15.
Несмотря на то что в настоящее время правозаступничество и судебное представительство существуют одновременно, в истории Древнего Мира правозаступничество существовало не во всех странах. Причиной этому стала в первую очередь разница уровней развития различных государств и организации общественных отношений в государствах. Очевидно, что правозаступничество как вид квалифицированной юридической помощи могло возникнуть лишь на определенной стадии развития общества и судебной системы.
В странах Древнего Востока в большинстве случаев институт судебной защиты был несовместим с общественным и политическим укладом жизни. Так, например, в Древнем Китае и Японии правозаступничества не было, поскольку оказание юридической помощи объективно было нецелесообразным, т.к. решение любых вопросов полностью зависело от представителей государственной власти и было обязательным для всех.
В Древнем Египте тесная связь суда с политическим устройством исключала наличие каких-либо существенных гарантий защиты и каких-либо проявлений принципа состязательности. Выступления и прения в судебном процессе были прямо запрещены. Более того, считалось, что речи ораторов не уясняют дело. Наоборот, красноречие защитника могло ослабить строгость закона <4>. Однако, по свидетельству французского ученого XIX в. Дюпена, в Египте существовал класс людей, которые помогали советом, пером, а нередко красноречивым словом не только частным лицам, но и всему государству <5>.
<4> Стоянов А.Н. История адвокатуры. Харьков, 1869. Вып. 1: Древний мир. Египет, Индия, евреи, греки, римляне. С. 4.
Статья О.А. Вишневской "Институт оплаты услуг адвоката в Древнем Мире" включена в информационный банк согласно публикации - "Адвокатская практика", 2010, N 1.
<5> Вишневская О.А. Институт оплаты услуг адвоката в Древнем Мире // Юридический бизнес. 2009. N 10/11 // СПС "КонсультантПлюс".
В Древней Индии, несмотря на отсутствие четкого оформления института правозаступничества, оно существовало, но обязанности представительства и правозаступничества совмещались одним лицом.
В древнееврейском законодательстве впервые на Востоке встречается идея равенства перед законом. Судебный процесс характеризовался такими принципами, как публичность и устность разбирательства. Однако в правовых источниках древнееврейского законодательства нет положений об адвокатуре, что может объясняться, как справедливо отмечает А.Н. Стоянов, отсутствием централизованности судебной системы <6>.
<6> Стоянов А.Н. Указ. соч. С. 13.
Рассмотренные примеры свидетельствуют об отсутствии правозаступничества как вида квалифицированной юридической помощи в странах Древнего Востока. Существование определенных форм защиты через посторонних лиц не оспаривается, но такие формы являлись лишь зачатками становления судебной защиты, зачастую они находились вне закона. Правил ведения правозаступничества ни в писаных законах, ни в установленных обычаях еще не было.
Из вышеизложенного следует вывод, что в странах Востока отсутствовали необходимые предпосылки, при которых стало бы возможным появление лиц, защищающих интересы одной из сторон с помощью своих правовых познаний, а также надлежащее оформление отношений между защитником и доверителем.
Античное же общество достигло того уровня развития, при котором в обществе были созданы все условия для появления адвокатуры. Однако в Древней Греции правозаступничество в истинном виде не смогло сформироваться. По Законам Солона стороны должны были сами защищать себя на процессе, поэтому овладевшие ораторским искусством граждане изначально лишь писали судебные речи для родственников и знакомых <7>. Таким образом, первоначально в Древней Греции возникло судебное представительство, так называемая "родственная адвокатура". Затем образовалась "немая адвокатура", то есть сочинение судебных речей (логографий) родственниками и знакомыми. Позднее такая деятельность становится профессиональным занятием логографов. Постепенно в Древней Греции к судебной защите допускаются третьи лица. Вторую речь после сторон (девтерологию) было разрешено произносить синегорам. Изначально синегорами могли выступать только родственники и друзья сторон, однако впоследствии это право получили и посторонние лица <8>.
<7> Васьковский Е.В. Указ. соч. С. 23.
<8> Там же. С. 27.
Отрицательным моментом данной формы защиты является то обстоятельство, что ораторы не обладали юридическими познаниями. Следовательно, несмотря на то, что судебная защита Древней Греции прошла этапы развития от родственной до договорной, это не позволяет сделать вывод, что адвокатура Древней Греции являлась организованным и четко отлаженным институтом, т.к. сама судебная защита была более основана на ораторском искусстве, чем на знании права.
Следует отметить, что правозаступничество как профессия появилось в Древнем Риме, в связи с чем история адвокатуры этого государства заслуживает подробного изучения. Правозаступничество, существовавшее в Древнем Риме, можно считать прообразом современной адвокатуры.
Институт процессуального представительства также имеет свои истоки в римском праве. На протяжении длительного периода времени в Риме в гражданском процессе стороны не могли возлагать на третьих лиц защиту своих интересов. Исключения из данного правила составляли случаи: представление интересов римского государства; представление интересов лиц, страдающих психическими заболеваниями, и малолетних их опекунами, попечителями; представление интересов лица, в отношении которого решается вопрос о его свободе; в период республики - представление интересов лиц, попавших в плен или отсутствующих по делам государства <9>.
Учебник "Римское частное право" (под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского) включен в информационный банк согласно публикации - Юристъ, 2004.
<9> Боголепов Н.П. Учебник истории римского права: Пособие и лекции. М., 1900. С. 298; Римское частное право: Учеб. / Под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского. М.: Нов. юрист, 1998. С. 72.
Римская адвокатура, аналогично древнегреческой, в своем развитии прошла этапы от родственной до договорной. В качестве важного этапа развития следует отметить формирование патроната, который пришел на смену "родственной адвокатуре". Патрон избирался из числа кровных римских граждан. Клиент приписывался к его роду и получал право называться родовым именем. Клиент и патрон не могли вести судебные тяжбы друг с другом, свидетельствовать друг против друга <10>. Связь с патроном являлась не только пожизненной, но и наследственной. Если клиент умирал и у него не оставалось наследников, то наследником становился патрон, что свидетельствует о тесной доверительной связи между клиентом и патроном.
<10> Радаева Г.О. Становление адвокатуры европейского образца // Адвокатская практика. 2012. N 3. С. 47.
После распада патроната начинается процесс законодательного регулирования адвокатской деятельности <11>. Основным источником правового регулирования адвокатуры стали Законы XII таблиц.
<11> Стецовский Ю.И. Исторический очерк формирования адвокатуры в России: Моногр. / Под общ. ред. д-ра юрид. наук Г.Б. Мирзоева. М.: Рос. акад. адвокатуры, 2001. С. 4.
Необходимо отметить важнейшее значение развития правозаступничества в Древнем Риме для становления адвокатуры в ее современном понимании. Именно в Древнем Риме деятельность людей, обладающих специальными познаниями в области права, по защите в суде впервые стала официально признанной профессией.
Тем не менее следует отметить наличие в древнеримском судебном процессе двух рассматриваемых в данной статье институтов: и судебного представительства, и правозаступничества, т.е. в Древнем Риме они существовали одновременно и независимо друг от друга.
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что правозаступничество и судебное представительство преследуют и ставят перед собой абсолютно разные цели: судебное представительство имеет целью устранить неудобство личной явки стороны (или сторон) в суд и, по своей сущности, не предполагает специальной подготовки, в отличие от правозаступничества, которое состоит именно в обладании навыками юридической профессии.
Таким образом, судебное представительство и правозаступничество имеют различную правовую природу, их появление в обществе было обусловлено различными обстоятельствами, и по своей сущности правозаступничество в настоящее время не может полностью заменить собой институт судебного представительства, пренебречь которым в ряде случаев объективно невозможно.
Правозащи́тники — люди, занимающиеся общественной деятельностью, заключающейся в защите прав человека мирными средствами, как правило, от произвола государственных структур.
Содержание
Правозащитная деятельность
Работа правозащитников является одной из самых опасных и рискованных. Известны случаи убийств, а также преследований правозащитников в странах, где права человека не соблюдаются. Нередки также произвольные аресты, обыски, шантаж, сфабрикованные обвинения в уголовных преступлениях и слежка. Иногда им приходится, спасая свою жизнь, эмигрировать из страны или просить политического убежища в других странах.
Правозащитники в СССР
Во все времена были люди, соблюдающие законы. Защита прав предполагает свобoду распространения информации, свободы слова. В СССР так называемая антисоветская агитация и пропаганда вплоть до перестройки и гласности была уголовно наказуемым преступлением, каравшимся заключением. После смерти Сталина, некоторые граждане восприняли доклад Хрущева [1] (XX съезд КПСС, 1956) буквально, как призыв распространять и обсуждать неподцензурную информацию и соблюдать законы, даже в тех случаях, когда эти законы противоречат установившимся в обществе обычаям; то есть боротся за свои права, защищать свои права. Таких людей стали называть правозащитниками и диссидентами. Центральная пресса использовала слово диссидент при критике правозащитников, но скоро этот термин перестал быть ругательным, и многие люди открыто называли себя и своих друзей диссидентами; слова диссидент и правозащитник стали почти синонимами [2] . В этом же значении использовалось еще слово демократ, но такой термин стал двусмыленным с появлением в России различных политических партий.
Хроника текущих событий (самиздат)
В 1960-е годы было возможным требовать от советских властей соблюдения их же собственных законов, советской конституции. B 1970-х, правозащитников уже опять во–всю арестовывали; наиболее частыми обвинениями были Антисоветская агитация и пропаганда (ст.70 УК СССР) и Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй (ст. 190–1 УК СССР) [3] . Использовались также иные методы — например, помещение в психиатрическую лечебницу (см. Карательная психиатрия). Правозащитники не могли противопоставить властям силового сопротивления. Их оружием было слово. Информация о нарушениях законов распространялась как самиздат; в частности, сведения о репрессиях правозащитников протоколировались в бюллетене Хроника Текущих Событий.
Хельсинкские группы
После подписания СССР в 1975 году в Хельсинки «Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе» [4] , правозащитники стали добиваться от властей соблюдения прав человека в их общечеловеческом значении, то есть требовать исполнения не только Советских законов, но и международных правовых актов. Была организована Московская группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР, (Московская Хельсинкская группа, МХГ) [5] . Первый состав группы: Людмила Алексеева, Михаил Бернштам, Елена Боннэр, Александр Гинзбург, Пётр Григоренко, Александр Корчак, Мальва Ланда, Анатолий Марченко, Виталий Рубин, Анатолий Щаранский.
Члены группы подверглись арестам. Несмотря на то, что в группу входили все новые и новые правозащитники, к концу 1981 года на свободе в СССР осталось лишь три члена МХГ — Елена Боннэр, Софья Каллистратова и Наум Мейман. В сентябре было заведено уголовное дело против Софьи Каллистратовой и члены группы заявили о прекращении своей работы [6] .
Критика
Деятельность правозащитных организаций неоднократно подвергалась критике. В статье Семь грехов правозащитников Политолог Максим Григорьев ставит российским правозащитникам в вину «участие в борьбе против России времен СССР на стороне конкурентов», «ориентацию на западные страны, в особенности США, в качестве образца по защите прав человека», «двойные стандарты и избирательную правозащиту», «поддержку чеченских террористов, пренебрежение правами русских в СНГ», «непосредственные попытки участия в борьбе за власть» и «пренебрежение правами конкретного человека».
Юрий Калинин, глава Федеральной службы исполнения наказаний, утверждает, что правозащитники финансируются криминалом. По мнению правозащитника Льва Пономарева, власти пытаются отвлечь внимание народа от нарушений прав человека в тюрьмах и судах, и при этом очернить своих критиков.
Наталья Таубина ещё более резко высказалась на тему взаимоотношений власти в России и правозащитников: В последнее время в выступлениях ряда высоких государственных чинов наметилась тенденция дискредитировать в глазах общества деятельность правозащитных организаций, используя, мягко говоря, нечистые методы. В ситуации, когда правозащитные организации, являющиеся хранителями ценностей прав человека, остались одной из немногих независимых сил, такие приёмы — орудие власти для дискредитации и маргинализации российских правозащитников в глазах общества. [7] .
Критики правозащитных организаций утверждают, что их понимание справедливости и нарушений прав человека выборочны, в зависимости от того, за что платит спонсор в виде грантов. Так, например, утверждается, что 400 тыс. этнически русских беженцев из Чечни не получают внимания со стороны правозащитников, в то время как чеченские боевики, оперирующие на территории РФ и терроризирующие население, являются частым предметом их заботы. Однако следует отметить, что в отчётах правозащитных организаций о положении в Чечне нарушения прав человека со стороны чеченских сепаратистов фиксировались наряду с нарушениями со стороны федеральных сил.
Правозаступничество (юридическая помощь, оказываемая специально изучающими законы лицами) и судебное представительство (замена в процессе одного лица другим, при которой все последствия судебной деятельности представителя распространяются непосредственно на представляемого) были вызваны к жизни разными потребностями.
Первоначально институт судебного представительства заключался в защите главой семьи перед судом интересов каждого ее члена (семейное представительство). Однако с развитием ремесел и торговли, эволюцией отношений в сфере гражданского оборота возникла потребность в юридических консультациях, в квалифицированной защите интересов субъектов перед судом.
В XIV–XV столетиях в Англии возникают ассоциации юристов — барристеров. К тому же времени относится появление там юристов — солиситеров. При этом деятельность тех и других взаимосвязана: если первые выступают перед судом, то вторые специализируются в проведении “черновой работы” для первых — в сборе необходимых материалов. Кроме того, они в качестве стряпчих самостоятельно выполняют многие поручения юридического характера (по налогообложению, страхованию и т.
В континентальной Европе, в частности в Пруссии, в XVI–XVIII веках получил признание институт государственной адвокатуры. Согласно этой системе, адвокатские обязанности выполняли лица, назначенные судами из состоявших при них чиновников. Они получали содержание от государства, несли дисциплинарную ответственность перед судом и могли выступать только в суде, при котором состояли. Но это направление в развитии адвокатуры не имело будущего. “Превращаясь в должностных лиц, адвокаты утрачивают независимость и самостоятельность, необходимые им для стойкого охранения на суде доверенных им интересов. Включение их в состав суда вредит независимости последнего… Чиновничий мундир уменьшает энергию адвоката и ослабляет тот священный пыл при защите доверенных интересов, который составляет славу и силу адвокатуры” [22] .
На смену цеховой и государственной организации защиты и представительства приходит адвокатура как самоуправляемая организация лиц свободной профессии. Раньше всех адвокатура в таком виде возникла во Франции.
По вопросу становления института российской адвокатуры существует укоренившееся мнение о том, что по сравнению с рядом западных стран, такими как Англия, Франция и некоторыми другими, адвокатура в России возникла относительно недавно — в период реализации судебной реформы 1864 года [23] .
В действительности же судебная реформа 1864 года заложила основы присяжной адвокатуры — компетентной и самоуправляемой организации юристов, призванных оказывать гражданам юридическую помощь. С принятием судебных уставов 1864 года была оформлена профессия, обладавшая как западными, так и традиционно русскими чертами. Изучение же истории адвокатуры необходимо начинать с предпосылок возникновения данного института, с периода зарождения и функционирования правозаступничества в России.
Е. В. Васьковский, говоря о правозаступничестве, отмечал: “Подобно всем социальным учреждениям адвокатура не возникает сразу в совершенно организованном виде, а появляется в жизни сначала в форме незначительного зародыша, который может при благоприятных условиях развиться и достигнуть пышного расцвета, а при неблагоприятных чахнуть и прозябать в глуши” [24] .
Появление правозаступничества и представительства в суде связано, прежде всего, с тем, что для грамотного ведения дел необходима специальная подготовка, и лица, ею не обладающие, вынуждены обращаться к специалистам в области права.
Выдающийся памятник древнерусского права “Русская правда” (Краткая и Пространная редакции) не упоминает о судебном представительстве. Впервые о судебном представительстве упоминается в законодательных актах XV века — Псковской и Новгородской судных грамотах. В них закреплено, что обязанности судебных представителей, кроме родственников тяжущихся (Новгородская судная грамота — ст. 16, 17, 18), могли исполнять все правоспособные граждане, за исключением тех, кто состоял на службе и был облечен властью (Псковская судная грамота — ст. 68, 69) [25] .
Первый класс лиц составляли так называемые естественные представители, а второй — наемные. И именно из наемных представителей постепенно создавался институт профессиональных поверенных. По Новгородской судной грамоте поверенного мог иметь всякий (ст. 15, 18, 19, 32), и стороны, в случае наличия у них представителей в судебном процессе, должны были иметь дело только с ними (ст. 5).
В соответствии со ст. 36 Судебника 1497 года, в случае, если истец или ответчик сами не могли явиться в суд, то они имели право прислать вместо себя поверенных.
Судебник 1550 года в ст. 13 закреплял не только право сторон иметь поверенных (стряпчих и поручников), но и устанавливал определенные правила для проведения поединка.
Таким образом, Судебники 1497 и 1550 годов, а также Соборное Уложение 1649 года институт наемных поверенных упоминают уже как существующий (ст.
Вместе с тем законодательной регламентации представительства (стряпчества) не имелось, а состав этих лиц был весьма разнообразен.
Заслуживает внимания попытка организации адвокатуры в Западном крае Российской империи во второй половине XVIII — первой половине XIX века. Западным краем именовались 9 губерний западной части европейской России — 6 белорусских и литовских (Северо-Западный край) и 3 украинских (Юго-Западный край). В западных губерниях адвокаты находились не только при главных (губернаторских) и низших (уездных и городских) судах, но и при судах духовных. Адвокатура была организована и действовала на основе польских конституций 1726 и 1764 годов и литовского Статута.
Но введение адвокатуры в Западном крае не привело к желаемому результату — адвокаты не пользовались уважением у населения. Так, периодическая печать придерживалась такого мнения: “Трудно встретить сословие более несимпатичное в западной России, чем адвокаты” — писалось в “Киевлянине” [27] . Все же адвокатура в Западном крае продолжала функционировать вплоть до того момента, когда Указом от 25 июня 1840 года действие российских гражданских законов было распространено на данную территорию. Впоследствии место адвокатов заняли общие для всей империи поверенные.
Всем периодам развития правозаступничества и судебного представительства в России была присуща “подпольная (уличная) адвокатура”. Многочисленный класс профессиональных ходатаев (стряпчих), составляющих ряды “подпольной адвокатуры”, которая получила такое название в связи с тем, что ее представители часто давали консультации непосредственно в кабаках и, по сути, состояли из ябедников. В. О. Ключевский дает определение ябедника как истца, добивающегося неправого при помощи судебных хитростей [28] .
Однако ябедничество можно рассматривать и в другом аспекте. Ябедники, используя те самые “судебные хитрости”, выполняли профессиональную функцию правозаступников, то есть адвокатов.
Современники подразделяли поверенных, стряпческое занятие для которых было профессией, на два рода. К первому относили тех, кто являлся “прямыми наследниками подьячего старого времени”. Представители этой группы за небольшую плату не только брались за составление просьб и жалоб, но и изготовляли фальшивые документы и подписи. Другой род — аристократический, к которому относились люди с приличными манерами, хорошо одевающиеся, берущие за составление бумаг по несколько сот рублей [29] .
Государство стремилось организовать деятельность стряпчих. По закону от 15 октября 1809 года лица, занимающиеся стряпничеством, подлежали обязательной регистрации в Конторах адресов, которые являлись отделениями полиции, а Указом от 14 июля 1819 года Правительствующий Сенат обязал записываться в Конторах адресов и отставных чиновников, занимающихся стряпничеством. Каждый записанный в книгу адресов оставлял паспорт или вид на жительство в Конторе и получал билет на жительство. Таким образом, билет, полученный в Конторе адресов, служил видом для жительства и одновременно одобрительным свидетельством. Данная мера, хотя и устанавливала определенный порядок допуска к профессиональным занятиям стряпчего, не была эффективна, так как положение закона касалось лишь Санкт-Петербурга и Москвы. Основная же масса профессиональных ходатаев оставалась вне правового поля и не имела никакой организации.
В российских городах, где особенно сильно была развита торговля, возникало множество судебных споров по коммерческим делам. Для разрешения подобного рода дел и существовали коммерческие суды.
В соответствии с законом от 14 мая 1832 года поверенными по делам между частными лицами могли быть лишь те, кто был внесен в список присяжных стряпчих. Для внесения в список присяжных стряпчих при коммерческом суде, желающие подавали в суд прошение, аттестаты, послужные списки и прочие свидетельства, какие сами признают нужными.
Число присяжных стряпчих четко не определялось, и любой из них мог быть исключен из списка по усмотрению суда без всяких объяснений.
Стряпчие не имели государственного содержания и получали награды от своих верителей по добровольному с ними соглашению.
Отношение к поверенным со стороны государства было достаточно критическим. Так, Петр I обвинял их в том, что они “своими непотребными пространными приводами судью более утруждают и оное дело толь паче к вящему пространству, нежели к скорому приводят окончанию” [30] .
По мнению И. В. Гессена, от этой реформы заранее уже ничего нельзя было ожидать, поскольку, не меняя ничего по существу, она только повторяла мероприятия, принятые в конце XVIII столетия относительно адвокатуры в Западном крае и исчерпывающиеся усилием надзора и репрессий [31] .
В 1850-е годы необходимость судебной реформы делалась все более очевидной. Органической ее частью должен был стать институт профессиональной адвокатуры, по сути дела, еще не известный русскому судопроизводству.
Мы абсолютно оправданно чтим память диссидентов позднесоветской эпохи, возмущаемся, опять же справедливо, закрытием музея «Пермь-36», негодуем из-за множащихся бюстов палача и тирана Сталина. Но истоки русского правозащитного, или, как говорили раньше, правозаступного движения преданы забвению. Забыты люди, которые помогали политзаключенным 100 лет назад, в эпоху кандалов и виселиц в тюрьмах, в эпоху тотальной тьмы, когда не было не то что оппозиционных сайтов и Общественных наблюдательных комиссий, но и «Радио Свобода» с «Голосом Америки».
26 марта, в пятидесятую годовщину смерти Пешковой, на ее могиле на Новодевичьем кладбище лежали лишь две гвоздики. В честь Пешковой не названа ни одна улица, ее имени нет на московских мемориальных досках. Историк Ярослав Леонтьев рассказал Открытой России об этой мужественной женщине и о ее организации «Политический Красный крест»:
— Имя Екатерины Пешковой связано прежде всего с ее правозащитной работой, с помощью политзаключенным царской России и Советской России. Когда вообще возникли в нашей стране организации, помогавшие политзаключенным, каков был их генезис?
— Это XIX век. Говоря о генезисе, я бы назвал еще два имени: доктор Федор Гааз, о котором очень подробно рассказывал Герцен в «Былом и думах», и княжна Мария Дондукова-Корсакова, дочь камергера императорского двора и вице-президента Академии наук. Она добилась разрешения у церковных властей, у Священного синода, на посещение самой секретной тюрьмы — Шлиссельбургской. О княжне оставила очень теплые воспоминания Вера Фигнер.
То есть с одной стороны, были вот такие индивидуалы. С другой стороны, были нелегальные структуры, которые занимались помощью политическим узникам, одним из первых был «Красный крест Народной воли».
Когда в начале XX века образовывались массовые политические партии, у них были свои «Красные кресты», — они были и у эсеров, и у социал-демократов, у анархистов были «Черные кресты». Кроме чисто партийных «Красных крестов», которые, разумеется, были нелегальными, существовали надпартийные, межпартийные «Красные кресты», которые возглавлялись известными общественниками. Например, Вера Фигнер, уехав за границу, в 1910 году организовала «Комитет помощи политическим каторжанам». Пешкова встала на стезю помощи политузникам, именно начав работать с этим комитетом Веры Фигнер.
Параллельно тогда же Софья Кропоткина, супруга Петра Кропоткина, возглавила в Лондоне «Комитет помощи административно-ссыльным». То есть была некоторая специализация. Были и комитеты помощи узникам конкретных тюрем, например «Шлиссельбургский комитет».
— То есть Пешкова начала правозащитную работу в 1910 году?
— Я полагаю, Пешкова начала оказывать какое-то содействие, еще когда жила в Нижнем Новгороде в браке с Максимом Горьким. Они познакомились, когда она работала корректором в одной самарской газете, где публиковался Горький.
Максим Горький и Екатерина Пешкова
Возможно, она оказывала помощь местным краснокрестным организациям, которые там возглавлял Короленко. В дальнейшем Пешкова вошла в партию эсеров. Вполне может быть, что это было сделано отчасти и в пику Горькому после его романа с Марией Андреевой: Горький ведь, как известно, был ярым социал-демократом, а Андреева — большевичкой.
— Пешкова была политической активисткой, для которой правозащитная работа была частью партийной активности, или она была правозащитником в чистом виде?
— Уехав на Запад, Пешкова входила в «Заграничную делегацию» партии, которая заменяла собой в определенный период ЦК. Но видимо, ее не прельщала чисто партийная работа, хотя и после революции Пешкова была, по крайней мере формально, членом Московского партийного комитета (еще до раскола на правых и левых эсеров). Но проявила она себя в полной мере не как партийный активист, а именно в работе с политзаключенными.
Впрочем, общественная работа Пешковой не ограничивалась только лишь помощью политзаключенным. Она в годы Первой мировой войны возглавляла детскую комиссию в организации «Помощь жертвам войны». Они выезжали на линию фронта, занимались поиском и вывозом из зоны боевых действий детей. Схожей работой Пешкова занималась и в годы Великой Отечественной войны — она тогда эвакуировалась в Узбекистан и занималась проблемами детей, вывезенных из блокадного Ленинграда, из прифронтовых территорий.
После окончания советско-польской войны 1920 года Пешкова занималась обменом военнопленных — разыскивала поляков, отправленных в Сибирь, способствовала передаче их Польше в обмен на пленных красноармейцев, умиравших в польских лагерях.
— Интересно, как русская история, развиваясь по какой-то мистической спирали, воспроизводит вновь и вновь типажи людей. Ваш рассказ о Пешковой напоминает чем-то историю нашей современницы, журналистки и правозащитницы Виктории Ивлевой, которая участвовала в общественных кампаниях по освобождению узников «Болотного дела», а сейчас пытается помогать мирным людям в Донбассе, пытается вывозить детей из зоны военных действий… А какова была судьба возглавляемого Пешковой «Политического красного креста» после 1917 года? В царское время, как я понимаю, деятельность организации была нелегальной, а потом?
— Да, до 1917 года и эта организация, и другие подобные ей не были официально признанными. Поэтому приходилось идти на всякие ухищрения, называться и невестами, и сестрами, пытаясь добиться свиданий с политузниками. Но после революции эти организации получили пропуска в тюрьмы, проводили там анкетирование, навещали больных — в структуры «Политического красного креста», помимо юристов, входили и медики. Организовывалась помощь продуктами, одеждой, активно работала библиотечная комиссия.
— Таким образом, Советская Россия в первые годы своего существования, в отличие даже от путинской России, официально признавала, что у нее есть политзаключенные и эти заключенные имеют некие особые права, отличные от прав остальных заключенных, имеют право на особое внимание правозащитников?
— Совершенно верно. В то время слово «правозащитник» еще не использовалось, но был другой термин, семантически близкий, — «правозаступник». Да, Советская Россия не скрывала, что у нее есть политзаключенные. Это видно и из дальнейшего развития пенитенциарной системы: появятся политизоляторы, появится официальное понятие «политрежим».
— Как сложилась судьба «Политического красного креста» в дальнейшем? Ведь большевистский режим ужесточался со временем…
— Организация существовала в легальном поле с 1917 года вплоть до 30-х годов.
Когда организация была возрождена в 1918 году под прежним названием «Политический красный крест», за счет мощных фигур, которые были приглашены, — Короленко, Веры Фигнер, Кропоткина, — она держалась в Москве вплоть до 1922 года. Когда в 1922 году началась тотальная кампания по пресечению деятельности оппозиции — процесс над правыми эсерами, чистка кооператоров, «философский пароход», — старая структура «Политического красного креста» была закрыта. Закрытие состоялось под предлогом того, что у них в офисе на Кузнецком мосту нашли архив правых эсеров (они действительно взяли его на хранение). Кроме того, один из адвокатов, возглавлявших послереволюционный «Политический красный крест», Николай Муравьев, широко известный по процессам над большевиками, социал-демократ, стал в 1922 году адвокатом правых эсеров. Муравьев из Москвы был выслан.
Николай Муравьев (сидит в центре) с помощниками-адвокатами
Начался новый раунд переговоров Пешковой с реформированной ВЧК, которая теперь называлась ОГПУ, организация была возрождена под другим названием: «Помощь политическим заключенным» («Помполит»).
В таком виде организация просуществовала до ежовских времен. Это было связано с обстоятельствами очень близкого личного знакомства Пешковой через Горького с Дзержинским (он приезжал к ним в Италию, на Капри), она была лично знакома и со Сталиным, и с Ягодой. Более того, Ягода ухаживал за ее невесткой, супругой ее общего с Горьким сына Максима.
Внучка Пешковой в беседе со мной вспоминала, что однажды Ягода игриво спросил Пешкову: «Когда же вы наконец прикроете свою лавочку?» Пешкова на это ответила: «На следующий день после того, как вы прикроете свою». Черный юмор этой истории заключался в том, что Ягода был арестован и расстрелян до того, как «Помполит» окончательно прекратил свое существование.
— Анализируя деятельность «Политического Красного креста», партийных «Красных крестов», какие можно было бы извлечь уроки, полезные для сегодняшней России, сегодняшнего русского правозащитного движения?
— Сегодня, как и 100 лет назад, необходимы решительные действия самих политзаключенных в плане самоорганизации, с одной стороны, и лоббирование в хорошем смысле слова, продавливание путем каких-то шагов гражданского общества самого статуса политзаключенного, с другой стороны. Вероятно, должна быть прозрачная, пользующаяся общим доверием институция – именно такой организацией был «Политический красный крест».
И еще очень важный момент: после свержения самодержавия возрожденный «Политический красный крест» занимался реабилитацией бывших политзаключенных. Людей нужно было серьезно лечить, социально адаптировать. И если в современной России такая правозащитная структура, равная по влиятельности «Политическому красному кресту», все же сложится, то в будущем в случае политического успеха у нее все равно будет много работы — уже по реабилитации бывших политзаключенных. Она сможет переформатироваться в другую организацию с не менее важными общественными задачами.
— Один из самых болезненных вопросов современного правозащитного движения — это вопрос о том, кого можно считать политзаключенным. Одни считают, что политзаключенными нельзя признавать радикальных националистов, другие — что политзеками не могут быть те, кто совершил насильственные преступления, даже если они заключались в закидывании краской какого-то административного здания и объяснялись политическими и очень благородными мотивами. Были ли такие проблемы сто лет назад, и если были, то как их решали?
— Вопрос о том, кого считать политзеком, применительно к сегодняшней России, конечно, сложный, дискуссионный, на него так сразу и не ответишь. Но если проводить аналогии с прошлым, то там нужно разделять две ситуации: до 1917 года и после 1917 года.
До 1917 года организации, возникавшие явочным порядком, квалифицировали своих заключенных как солдат революции. Когда возник первый политический Красный крест, «Красный крест Народной воли», он сразу попытался апеллировать к принятым в 1864 году Женевским конвенциям по обращению с военнопленными. В дореволюционный период какой-то дискуссии по поводу того, кого считать политзаключенным, не велось, хотя иногда некоторые нюансы возникали. Например, когда начался поток массовых арестов во время первой русской революции 1905-1907 годов, там же было какое-то количество людей (например Махно, Котовский), которые оказались в заключении не по политическим статьям, а по уголовным, как участники вооруженных нападений; сами они считали эти нападения «экспроприациями», но российское уголовное право квалифицировало это как разбойные нападения. Можно было ли их считать политзаключенными? По этому поводу были разные мнения, но этот вопрос стоял скорее не перед правозаступниками, а перед самими коллективами политических арестантов.
Надо сказать, что тюремный мир политических узников был устроен особенным образом: у них были свои внутренние, ими же установленные правила, понятия. Было, например, понятие «коллектива» — не партийного коллектива, но некоей общности всех политузников в конкретной тюрьме. У этого коллектива был староста — все контакты с тюремной администрацией, с надзором могли идти только через него. Политузники не могли становиться частью тюремных уголовных сообществ, не должны были играть с уголовниками в карты, и так далее.
А вот после 1917 года вопрос о том, кого считать политзаключенным, решали уже правозаступники.
Хотелось бы развеять одно из стереотипных представлений, согласно которому правозаступники оказывали помощь исключительно социалистам, то есть левакам. Это далеко не так. По материалам архива «Политического красного креста» и «Помполита» прекрасно видно, что помощь оказывалась и участникам различных повстанческих движений (Антоновского восстания, Кронштадтского мятежа), тем, кто оказывал сопротивление коллективизации, представителям духовенства, представителям несоциалистических партий, бывшим офицерам. Им всем, по возможности, оказывалась помощь. Например, социалисты вряд ли бы согласились с тем, что арестованные крестьяне-кулаки являются политзаключенными. Но правозаступники помогали и им тоже. И самое интересное, что потом началась и самоорганизация заключенного духовенства, к примеру. А старые «политики» стали образовывать кассы взаимопомощи и выработали свой четкий кодекс чести.
Доктору Гаазу через 56 лет после его смерти, в 1909 году, в Москве открыли бюст, есть больницы и улицы, носящие его имя.
Про Пешкову, увы, не помнит ни Церковь, хотя она помогла не одной сотне репрессированных священнослужителей, ни даже сами правозащитники, которые могли бы озаботиться хотя бы мемориальными досками в ее честь.
Одной из первых в здание ДК к заложникам была пропущена известная общественная деятельница Элла Памфилова, за несколько дней до трагедии возглавившая Комиссию по правам человека при президенте РФ. В состав этого органа входят 30 человек, среди которых врач Леонид Рошаль, правозащитники Людмила Алексеева и Валерий Абрамкин, член совета правозащитного центра `Мемориал` Светлана Ганнушкина, писатель Борис Васильев, актер Георгий Жженов.
30 октября День политзаключенного (включенный в 1991 году в государственный календарь). Сегодня хотелось бы вспомнить о далеких предшественниках Комиссии по правам человека из Красного Креста.
Из воспоминаний Льва Разгона:
`. Это было, вероятно, году в 25-м. На Кузнецком, 24, помещались курсы Берлица. Это были курсы, где по какой-то системе, придуманной неизвестным нам, еще довоенным Берлицом, быстро научали иностранным языкам. Меня понесло на эти курсы потому, что мой двоюродный брат в это время был в Китае начальником Политуправления у Чан Кай Ши. Меня с безумной силой тянуло делать революцию в Китае, кузен мой обещал меня забрать с этой целью к себе при условии, если я выучу французский язык. Я быстро взбегал по лестнице на третий этаж.
Лестница никогда не бывала пустой. Потом уже, много-много лет спустя, я вспоминал, что, кроме меня и мне подобных - веселых, беспечных, часто элегантных, почти всегда молодых, - по этой лестнице подымались и другие люди: пожилые или молодые, одетые хорошо или плохо, но все с печатью горя на лице, все неулыбающиеся, озабоченные. Мы вместе входили или взбегали по лестнице и расходились: одни направо - на курсы Берлица, другие налево. Дверь налево почти всегда открыта, поэтому не видна маленькая вывеска на ней: `Политический Красный Крест`. Коридор в нем разделял четыре небольшие комнаты. В самой маленькой из них - два стола. За одним - Екатерина Павловна Пешкова, за другим - ее бессменный помощник Винавер. В другой комнате что-то вроде бухгалтерии. Самая большая комната почти всегда забита людьми: ожидающими! И еще одна большая комната, заставленная ящиками и продуктами, бельем, одеждой. Сюда обращались родственники эсеров, меньшевиков, анархистов: родственники людей из `партий`, `союзов` и `групп`, созданных, придуманных в доме неподалеку, за углом направо. Здесь выслушивали женщин, стариков и детей и здесь их утешали, успокаивали, записывали адреса, чтобы невероятно скоро сообщить, где находится их отец, муж, жена, мать, брат, сын. `
Уточню мемуариста. Пешкова и ее сотрудники помогали абсолютно всем категориям репрессированных: не только членам ликвидированных политических партий, но также православным архиереям и священникам, сионистам и бывшим аристократам, участникам различных повстанческих движений и `инженерам-вредителям`, толстовцам и антропософам.
То есть тем, чьи дела все множились и множились в `доме неподалеку` - на Лубянке.
Из обращений в Политический Красный Крест:
`Многоуважаемая Екатерина Павловна,
3-го мая 29 г. я послала в М. <осковское> О.Г.П.У. 3 прошения о разрешении на свидание с сосланным в Соловки 31 окт. 28 г. Димитрием Сергеевичем Лихачевым для меня - матери, его отца и брата, ответа пока не получала. Т.к. это связано с отпуском моего мужа, то я решилась обратиться к Вам с просьбою походатайствовать о нас.
Прошу Вас уведомить меня заранее. Вас очень благодарю и извиняюсь за беспокойство. Вера Семеновна Лихачева.
Ул. Красных Зорь, No 54, кв. 54`.
`Многоуважаемый Михаил Львович.
В начале декабря Вы известили родных, что дело А.В. Короткова заканчивается. Подтверждения этого родные не получили. После Вашего извещения была выслана в `Политпомощь` посылка с зимними вещами. Не откажите известить, в каком положении дело. Не в лазарете ли заключенный и имеет ли смысл послать деньги на питание?
Простите, что беспокою Вас.
А. Ахматова.
Мой адрес: Фонтанка 34, кв. 44`.
Супруга престарелого настоятеля храма Христа Спасителя протоиерея Иоанна Арсеньева обратилась к Пешковой с `прошением`: `Помня, с какой отзывчивостью к моему горю отнеслись Вы тогда, когда мой муж Иван Васильевич сидел в Таганской тюрьме (Вы вызвались тогда хлопотать об его освобождении, но Вы вскоре уехали, а моего мужа скоро освободили), я теперь осмеливаюсь слезно просить Вас похлопотать об его освобождении в данное время, потому что он, вызванный на допрос, до сих пор не вернулся домой. 12-го ноября у нас в квартире был обыск, в результате которого отобрано воззвание Патриарха Тихона
(2 экземпляра) и некоторые другие воззвания (Митрополита Макария по поводу юбилея 1812 г. и воззвание Хотовицкого к верующим). `.
Пешковой удалось помочь 61-летнему священнику и родителям 23-летнего Лихачева. Равным образом, как и добиться освобождения Александры Саввишны Мамонтовой (среди ходатайствовавших за нее были художники М. Нестеров, А. Васнецов, а также К. Станиславский), режиссера Юрия Завадского (за него просила вся труппа, 31 подпись), возвращения из ссылки Виталия Бианки, за которого ручалась группа ленинградских писателей (среди них тетка Блока М.А. Бекетова, М.М. Зощенко, С.Я. Маршак, К.И. Чуковский), и так далее, и так далее.
Эти и сотни подобных других документов сохранились среди бумаг Политического Красного Креста и Пешковой в Государственном архиве РФ на Большой Пироговской.
Из некролога, опубликованного меньшевиком Г. Аронсоном в газете `Русская мысль` (Париж):
`. Душой краснокрестной работы и руководителем всей повседневной практики была Е.П. Пешкова. ВЧК и ГПУ разрешали ей и некоторым ее ближайшим сотрудникам, в частности М.Л. Винаверу, посещение тюрем, выяснение нужд заключенных, свидания с ними и снабжение их продовольственной и вещевой помощью. Разрешалось им появляться в тюрьмах и во время голодовок заключенных. Это было при Дзержинском, Менжинском, Уншлихте и других руководителях этих учреждений. В 20-х годах и даже позже Политический Красный Крест пользовался в каком-то смысле привилегированным положением и даже как бы общественной независимостью. От имени Пешковой посылались разные люди с продуктами даже в провинциальные тюрьмы.
Помню, что в июле 1921 года, когда свыше сотни заключенных в Орловском Централе только что закончили почти девятидневную голодовку, туда приезжал уполномоченный Красного Креста для переговоров и снабжения продуктами. Надо полагать, что вся эта гуманитарная деятельность Пешковой терпелась с ведома Ленина, который время от времени особенно ухаживал за Горьким`.
На деле все обстояло не так просто, как виделось на старости лет эмигранту Аронсону.
Приведу рассказ самой Екатерины Павловны (в записи ее подопечной Анны Тимиревой-Книпер, отбывшей многолетнее заключение за то, что в молодости она была возлюбленной адмирала Колчака): `Когда началась революция, то у нас (Политический Красный Крест) был пропуск во все тюрьмы, и мы свободно там бывали. И вдруг пропуск отобрали. Надо было идти к Дзержинскому. Я сказала, что не пойду в Чрезвычайку. Один идти Винавер не соглашался - пришлось пойти. Дзержинский нас встретил вопросом: `Почему вы помогаете нашим врагам?`. Я говорю: `Мы хотим знать, кому мы помогаем, а у нас отобрали пропуск`.
Дзержинский: `А мы вам пропуск не дадим`.
Е.П.: `А мы уйдем в подполье`.
Дзержинский: `А мы вас арестуем`.
С тем и ушли. (Тут глаза Екатерины Павловны заблестели: на другой день дали пропуск)`.
Из рассказа актрисы Дарьи Максимовны Пешковой, сыгравшей роль собственной бабушки:
`Когда снимался фильм Юткевича `Аппассионата` о Горьком, меня пригласили на роль Екатерины Павловны. В фильме был такой эпизод: Ленин, уходя из гостей от дедушки, говорит: `До свидания, дорогой Алексей Максимович. До свидания, милая Екатерина Павловна`. После того, как картина была отснята, бабушку пригласили на ее просмотр. Она консультировала съемки. Посмотрев картину до конца, она внезапно помрачнела и произнесла: `В вашем фильме есть грубая политическая ошибка. Я категорически требую, чтобы эпизод с прощанием был переснят. У меня были очень сложные отношения с Владимиром Ильичем. Он никогда не обратился бы ко мне сло словами: `Милая. `. Естественно, ее уверили, что переснимут, но в результате оставили, как и было`.
Жизнь и деятельность Пешковой и ее коллег-правозаступников (как в то время, до появления слова `правозащитники`, они сами себя именовали) по-прежнему остается за кадром для широкого зрителя и читателя. Полагаю, что это только начало разговора.
Напоследок приведу еще один случай, о котором я недавно узнал от другой внучки Пешковой - Марфы Максимовны. `Когда Ягода спросил бабушку: `Когда же вы закроете вашу лавочку?`, она ответила: `Через день после того, как вы закроете свою`. Черный юмор истории заключался в том, что ГПУ неожиданно было ликвидировано раньше, чем `Помполит`. Однако и после закрытия `Политпомощи` Пешковой удавалось невероятное: требовать у Берии смягчения участи некоторых своих подопечных. Но это уже другой рассказ.
ДОСЬЕ
Екатерина Павловна Пешкова (урожденная Волжина) - первая жена М. Горького. До революции участвовала в работе Комитета помощи русским политкаторжанам под руководством Веры Фигнер. В 1914 г. возглавила детскую комиссию в обществе `Помощь жертвам войны`. С 1918 г. активно участвовала в работе Московского комитета Политического Красного Креста.
С осени 1922 г. возглавляла созданную на его месте организацию `Помощь политическим заключенным` (разновидности названия: `Помполит`, `Политпомощь`). Была награждена почетным знаком Польского Красного Креста за участие в обмене военнопленными. С 1941 г. - председатель республиканской комиссии помощи эвакуированным детям в Узбекистане.
Михаил Львович Винавер - заместитель Е.П. Пешковой в `Помполите`.
Читайте также: